9 Л.Н.Литошенко. Социализация земли в России

днего времени Советская власть не могла овладеть украинской деревней, последняя не исполняла продовольственных разверсток и жила своей собственной, обособленной жизнью.

Но если ни наследие «империалистической» войны, ни влияние гражданской войны не объясняют разрушение крестьянского хозяйства, то остается искать последние причины этого явления в особенностях внутренней экономической политики Советской власти. В настоящее время никто [из большевиков] не пытается доказать, что весь социалистический опыт пошел на пользу крестьянства. Перемена общего курса политики вызвана по преимуществу сознанием вреда, нанесенного «старой» политикой сельскохозяйственному производству. Тем не менее и теперь находится достаточное количество людей, искренне убежденных, что кроме вреда эта политика принесла крестьянству и немаловажные выгоды и что во всяком случае, хотя бы и вопреки желаниям коммунизма, именно мелкий индивидуальный земледелец оказался главным «пользователем» русской «социальной» революции3.

Задачей последующих страниц является сопоставление и опенка потерь и приобретений крестьянского хозяйства при советском режиме. Если бы оказалось, что оно больше выиграло, чем проиграло, пришлось бы искать другие факторы разрушения сельского хозяйства, а не советскую политику. Если отрицательные стороны последней перевешивают положительные и если эти отрицательные стороны составляют необходимые элементы социалистической системы хозяйствования, то, очевидно, причиной распада сельскохозяйственного производства является именно социалистический опыт и его принципиальная несовместимость с интересами мелких индивидуальных землепользователей.

Защитники советского режима выставляют обычно следующие четыре заслуги революции перед русским крестьянином. Во-первых, она дала ему, наконец, «дополнительное

3 Такова по преимуществу точка зрения умеренных соииалистов марксистского толка.

наделение» за счет конфискованных земель нетрудового пользования. Во-вторых, хотя бы и невольно, революция пришла на помощь крестьянину высокими ценами на сельскохозяйственные продукты, обогнавшими по темпу своего нарастания увеличение иен других предметов потребления. В-третьих, революция освободила крестьянина от прямых и косвенных налогов, уплачивавшихся им при царском правительстве. В-четвертых, умалчивая о всех остальных заслугах пролетарской революции и не придавая, по-видимому, им большого значения, Ленин сводит в последнее время смысл октябрьского переворота к «свержению остатков средневековья» и к освобождению России от этого «варварства», «позора» и «величайшего тормоза всякой культуры»4.

2. Результаты лополнительного

налеления землей

Конфискация земель нетрудового пользования и передача большей части их в руки «трудящегося» населения была, как мы знаем, одним из первых актов Советской власти. Крестьяне получили, наконец, долгожданную помешичью землю. В разных официальных изданиях нетрудно встретить эффектную табличку (см. табл. 22).

Был ли выигрыш крестьянства действительно столь велик, как может показаться по данным этой таблицы? Мы знаем, что к 1916 г. большей частью государственные и частные земли были либо проданы, либо сданы в аренду крестьянам. В 1916 г. посевная плошадь частных влалельцев достигала 7 млн десятин из обшего засевав 71,4 млн десятин. Поэтому, если мы исключим на время из наших рассуждений выигрыш,

4Ленин В. И. К четырехлетней головшине Октябрьской революции // Правда.

1921. 18 октября. № 234. (Поли. собр. соч. Т. 44. С. 144.— Ред.).        371

Таблица 22

Перераспределение земельного фонда*

До революции (1905 г.)

После революции (1919 г.)

Категория земель

% земель

Категория земель

% земель

1. Советская Россия

Трудовой фонд — крестьянские земли

76,3

Земли крестьян

93,3

Нетрудовой фонд — частновладельческие и государственные земли

23,7

Земли

сельскохозяйственных коллективов

0,5

Всего

700

Всего

700

II. Советская Украина

Трудовой фонд — крестьянские земли

55,4

Земли крестьян

Земли

коллективов

96,0 0,8

Нетрудовой фонд — частновладельческие и государственные земли

44,6

Земли советских хозяйств и др.

3,2

Всего

700,0

Всего

700,0

*Книпович Б. Н. Направление и итоги аграрной политики 1917-1920 гг.// О земле: Сб. ст. М., 1922. С. 23.

происходящий из отмены арендной платы, максимальное увеличение обрабатываемых плошадей во владении крестьян не будет превышать 1/9 от их первоначального объема5. Фактически же крестьяне не получили и этого, поскольку определенная часть частных и государственных земель была сохранена в руках государства с целью организации на них коллективных хозяйств. В 71 губернии Европейской России, согласно данным переписи 1920 г., некрестьянские хозяйства занимали плошадь в 600 тыс. десятин. Огромное большин

Меса перешли во владение государства. Причем под его юрисдикцию 372 перешли и леса, бывшие раньше в собственности крестьян.

ство таких хозяйств было организовано на землях, прежде принадлежавших частным владельцам или государству. Мы можем вычесть эту плошадь из 7 млн десятин посевной плошади, находившейся в некрестьянской собственности. Так, с вычетом этой цифры, конфискованные дворянские земли увеличили собственные посевные плошади крестьян всего на 6,4 млн десятин, или на 9%. Аля отАельного индивидуального хозяйства это увеличение равнялось 0,4 десятины, а на душу сельского населения — 0,08 десятины.

Кроме того должна быть принята во внимание крайняя неравномерность территориального размещения этих «земельных фондов». Только в крайней северной Архангельской губернии, т. е. как раз там, где имеется и без того наибольший земельный простор, «дополнительное наделение» дало заметные величины свыше 1 десятины на душу. В Уентральной России и к югу эта цифра понижается до 1/2,1/4 и 1/10 десятины на душу и еше меньше. Есть губернии, в которых захват помещичьей земли дал сотые доли десятины на душу6.

Однако и этим ничтожным приращением хозяйственной площади крестьянам воспользоваться не удалось. Уже к концу второго года господства Советской власти площадь крестьянских посевов понизилась на 29% первоначальных размеров, а захват земель нетрудового пользования переводил в руки «трудящихся» только 11% от той же величины. Факт остается фактом. Те земли, из-за которых столько лет велась ожесточенная политическая и экономическая борьба и которые были одной из ближайших причин Октябрьской революции, лежат теперь невозделанными и присоединяют к себе из года в год возрастающую часть искони возделывавшихся коренных крестьянских земель.

Нельзя утешаться и тем, что сокращение посевов есть временное явление, связанное с существованием «старой» социалистической политики, и что с окончанием последней крестьянин сумеет, наконец, пожать плоды революции. В дей-

6 В данном случае речь идет о распределении всей земли, включая и арендный фонд. См.: Книпович Б. Направление и итоги аграрной политики 1917-1920 гг.//О земле: Сб. ст. М, 7922. С 29-31.

ствительности, надо оставить и эту надежду. Революционное земельное право открыло доступ к земле новым кадрам трудящихся, а голод и запустение городов вернули в деревню всех тех, кто сохранил с нею хоть малейшую связь. По всей России наблюдается значительное увеличение числа хозяйственных единиц. Новые пришельцы потребовали своей доли в разделе помещичьих и перераспределении крестьянских земель. Никакая перемена политики не удалит это добавочное земледельческое население. Оно может разредиться либо длительным процессом экономической борьбы внутри самого крестьянства, либо какой-нибудь катастрофической причиной, вроде голода в Поволжье. Пока этого нет, конечным результатом революции оказывается скорее рост земельной тесноты, чем ее смягчение.

Один конкретный пример может иллюстрировать это положение. Пять губерний иентрально-Земледельческого района (Курская, Орловская, Тульская, Рязанская и Тамбовская) были областью наибольшего распространения помещичьего землевладения, если не говорить об Украине и Юго-Востоке. В этой же области крестьянское хозяйство больше всего страдало от земельной тесноты. В 1916 г. сельскохозяйственная перепись обнаружила здесь 7,1 млн десятин крестьянских посевов и 1,1 млн десятин помещичьих. Захват земель нетрудового пользования обешал крестьянам прирашение плошади их хозяйства на чувствительную величину в 16%. Что же получилось на самом деле? По переписи 1920 г. в том же районе оказалось приблизительно на 250 ООО крестьянских хозяйств больше, чем в 1916 г. Из числа помещичьих посевов под коллективными хозяйствами некрестьянского типа осталось около 0,1 млн десятин. Один миллион десятин посева или несколько меньше7 поступил в распределение между «трудящимися». В 1916 г. средняя площадь посева крестьянского хозяйства в рассматриваемом районе составляла около 4 десятин. Если предположить, что вновь возникшие за время революции хозяйства об

7Советские хозяйства засевают далеко не все находящиеся в их распоряжении земли.

лалают средним нормальным размером, то захваченной земли едва хватит на обеспечение потребностей добавочного населения. Старые хозяйства от «дополнительного наделения» ровно ничего не получили.

Аналогичные подсчеты можно было бы привести и по другим районам. Обший вывод может быть только один. Земли нетрудового пользования казались заманчивым призывом революции только издалека. Осуществление «заветной мечты» русского крестьянства принесло горькое разочарование. Если даже не считать ущерба от исчезновения крупного хозяйства, дававшего крестьянину заработок, семена, племенной скот и культурные приемы земледелия, валовая выручка от захвата нетрудовых земель была слишком ничтожна и распределялась она между слишком большим числом участников. А если принять во внимание те разрушения, которые в конце концов произошли в крестьянском хозяйстве, то надо признать, что революция оказалась слишком дорогим и невыгодным способом передачи в руки крестьян нескольких миллионов десятин помещичьей земли.

3. Рыночная конъюнктура во время революции

Теперь перед нами более сложный вопрос. Не выиграло ли крестьянство вследствие повышения цен на сельскохозяйственные продукты?

Вздорожание продуктов питания по сравнению с предметами удовлетворения других потребностей на первый взгляд не подлежит сомнению. Уены хлебных продуктов увеличились по сравнению с довоенными на московском рынке в январе 1920 г. в 7,8, в январе 1921 г. — в 38,8 и в январе 1922 г. — в

Экономический бюллетень Коньюктурного института. М, 1922. № 1. С. 3.

677,5 тыс. раа Одновременно на те же сроки иены осветительных материалов поднялись в 5,0, 27,5 и 242,5 тыс. раз, а иены одежды и обуви в 1,8, 25,2 и 260,8 тыс. раз8. Наряду с этими цифрами всякому, кто наблюдал при Советской власти состояние вольного рынка, сначала нелегального, а затем и узаконенного, бросалось в глаза господствующее положение на нем именно держателей продуктов питания и сырых материалов. Крестьянин являлся наиболее мощным покупателем вольного рынка, он же диктовал, по-видимому, иены и на свой продукт. Остальные классы населения продавали последнее имущество, чтобы не умереть с голоду, крестьянин увозил из города в деревню мануфактуру, мебель, предметы роскоши и комфорта.

8 деревню, по-видимому, стекались и бесконечные потоки денежных знаков, всевозможных образцов, бесследно исчезая из рыночного оборота. До сих пор можно найти немало верующих в золотые, серебряные и бумажные сокровища, зарытые в крестьянских кубышках.

Все это, однако, больше настроения и впечатления голодного городского обывателя, чем подлинная действительность. Соотношение цен на продукты промышленности и сельского хозяйства, созданное экономикой коммунизма, в общем и целом было we в пользу крестьянина. Обратимся прямо к фактам.

В таблице 23 сопоставлены иены на вольном рынке, зарегистрированные местными статистическими бюро в разных городах Советской России. 1Лены взяты на 3 отрезка времени, отделенные друг от друга годичным промежутком и захватывающие разные периоды советского режима. В качестве представителя продаваемых крестьянином товаров избрана ржаная мука9. Положение крестьянина, как покупателя, характеризует уровень цен на соль и ситец, главнейшие предметы его потребления, непроизводяшиеся в своем хозяйстве; сапоги взяты в качестве товара, занимающего про-

9 Ржаной хлеб сделался на время социалистического режима не только главной и почти единственной пишей населения, но и одним из популярнейших измерителей ценности. И на вольном рынке, и в официальном обиходе до сих пор нередко практикуется счет «на хлеб» или на «ржаные единицы».

Средние иены в советских рублях в июле 1919,1920 и 1921 гг.*

Таблица 23

Наименование товаров

14 губерний производяшей полосы (Астраханская, Воронежская, Курская, Марийская обл., Орловская, Пензенская, Самарская, Саратовская, Немкоммуна, Тамбовская, Татарская республика, Уфимская, Царицынская)

5 губерний потребляющей полосы (Владимирская, Иваново-Вознесенская ,К алужская ,К остромская и

Московская) 

Июль 1919 г.

Июль 1920 г.

Июль 1921 г.

Июль 1919 г.

Июль 1920 г.

Июль 1921 г.

иена

Воздоро-жание**

Цена

Воздоро-жание**

Цена

Воздоро-жание**

иена

Воздоро-жание**

□ена

Воздоро-жание**

Цена

Воздоро-жание**

Ржаная мука, пуд

243

243

8 733

183 000

183 000

183 000

1 266

1 266

18 381

18 381

179 500

179 500

Увеличение

1

40

712

1

15

142

Соль, фунт

34

3 400

673

67 300

1 660

166 000

41

4 100

1 015

101 500

4 502

450 200

Увеличение

1

20

49

1

25

110

Ситеи, аршин

82

820

1 386

13 860

8 362

8 362

58

580

980

9 800

9 521

95 210

Увеличение

1

17

102

1

17

164

Сапоги мужские, пара

1 288

258

29 225

5 845

179 875

36 000

1 414

283

29 108

5 822

250 208

80 042

Увеличение

1

23

140

1

26

177

* Составлена на основании данных о вольных ценах, опубликованных в "Статистическом ежегоднике. 1918-1920 гг.". Вып. I. Г. IX. ** Воздорожание по сравнению с нормальным временем.

N

межуточное положение и изготовляемого из крестьянского сырья ремесленным трудом.

Кроме обшего представления о росте иен при советском режиме, иифры таблицы позволяют сделать следующие выводы. Прежде всего легко заметить, что обшее движение цен и соотношение иен отдельных товаров между собой носят совершенно различный характер в потребляющей и производящей полосах России. В губернских и уездных городах 5 центральных промышленных губерний иена на ржаную муку поднялась выше сравнительно с уровнем мирного времени, чем иены продуктов промышленности. Это соотношение иен удержалось на все два года, захваченные данными таблицы. В нормальное время требовалось 10 аршин ситца, чтобы купить пуд муки, в июле 1919 г. надо было затратить на ту же покупку уже почти 22 аршина, в июле 1920 г.— почти 20 аршин, в июле 1921 г.— почти 19 аршин. То же самое относится к сапогам. В нормальное время за пару прочных, грубых сапог надо было бы отдать 5 пудов муки, в 1919-1921 гг. сапоги можно было уже купить за 1,25-1,5 пуда. Исключение составляет соль. Как привозной продукт, на Севере и в Центре России она все время шла впереди всех товаров по своей дороговизне. Впрочем и здесь в конце концов покупательная сила хлеба улучшилась. В 1919 г. за пуд хлеба можно было иметь 31 фунт соли, в 1920 г.— только 18 фунтов, а в 1921 г.— уже почти полные 40 фунтов.

Именно это соотношение и движение цен, характерное для промышленных центров, внушает мысль, что крестьянин выиграл от революции. На все это надо возразить, во-первых, что пропорции городских цен не характерны для деревни. Только пригородные крестьяне могли воспользоваться благоприятной конъюнктурой городского рынка и то при условии, если им удастся благополучно избежать всех заградительных отрядов, особенно густо расставленных и жестоких как раз в потребляющей полосе. В более отдаленных от рынка местах крестьянин терял свои преимущества. Учитывая риск и накладные расходы, «спекулянт» выменивал хлеб на соль, ситец, керосин, спички и мыло в менее выгодной для крестьянина пропорции, чем в нормаль-378 ное время.

Во-вторых, и это главное, иены городских рынков потребляющей полосы вовсе не пригодны для характеристики положения крестьянства вообще. По плошади сельское хозяйство потребляющей полосы занимает сравнительно скромное место. В 1917 г. здесь насчитывалось всего около 11 млн десятин посева, а в производящих губерниях (вместе с Украиной и Сибирью) посевы занимали около 70 млн десятин. Кроме того, надо иметь в виду, что сельское население северной полосы России само является регулярным покупателем хлеба и относительное вздорожание последнего вовсе не является для него благом. Обращаясь же к иенам производящей полосы, мы получаем совершенно иную картину.

В 1919 г. соотношение иен на продукты сельского хозяйства и промышленности складывалось здесь явным образом во вред крестьянину. Если в нормальное время и здесь за пуд муки можно было купить 2,5 пуда соли, то теперь за ту же иену можно приобрести едва 7 фунтов, т. е. в 14 раз меньше. Ситеи тоже вздорожал по сравнению с мукой в 3,4 раза. Даже сапоги, почти что продукт труда самого крестьянина, расценивались выше, чем раньше, по сравнению с хлебом. Через год положение крестьянина как будто несколько «улучшилось». Хлеб вздорожал за этот срок в 40 раз, сапоги, ситеи и соль — в 17-23 раза. Тем не менее и теперь, по сравнению с нормальным временем, крестьянин платит мукой за соль в 7,5 раза и за ситеи в 1,5 раза больше, чем раньше. Только сапоги понизились в иене по сравнению с хлебными продуктами. Еше через год картина резко меняется. Мука делает огромные скачок, поднявшись по сравнению с 1919 г. в 712 раз. Остальные продукты успели повыситься за тот же срок в 49-140 раз. В результате за пуд муки в июле 1921 г. можно приобрести 22 аршина ситиа, более чем пару сапог и 110 фунтов соли, т. е. пропорции товаров, немыслимые в старое время. Даже непобедимая соль оказалась, наконец, превзойденной хлебом.

Значат ли эти цифры, что положение сельского хозяйства, наконец, улучшилось под влиянием советского режима и крестьянин начал пожинать плоды революций? Конечно, нет. Нор- 379

мальным и типичным для производящей полосы является соотношение иен 1919 г., а не 1921 г. Параллельно с повышением иен сельскохозяйственные продукты шло сокращение посевной плошади и уменьшение свободных излишков хлеба.

В течение почти всей революции, включая 1920 г., покупательная сила хлеба была ниже нормальной. Когда, наконец, она поднялась на небывалую высоту, крестьянину нечего было уже продавать. В 1921 г. иены производя-шей полосы обнаруживают огромное сходство с иенами городских рынков иентрально-Промышленного района: стоимость ржаной муки держится почти на одном уровне, стоимость ситиа даже несколько ниже, чем в районах его производства. Но это уже результат голода, результат превращения старинной житницы России в опустошенную область, нуждающуюся в огромных количествах привозного хлеба.

Типичным для производящей полосы надо считать строение цен 1919, а не 1921 г. Оно было невыгодным для крестьян и не могло быть иным.

Прямым следствием осуществления социализма должно было быть именно падение покупательной силы сельскохозяйственных продуктов. Разными путями, вольно или невольно, но советская политика неизменно действовала именно в этом направлении.

Прежде всего экономическое положение крестьянства было подорвано катастрофически быстрым распадом промышленности. Сокращение промышленной продукции шло более быстрым темпом, чем сокращение продукции сельскохозяйственной. В 1920 г. важнейшие отрасли промышленности, в продуктах которых нуждалось сельское хозяйство, как, например, хлопчатобумажная, сахарная и масляная, производили не более 3-7% довоенной нормы. Продукцию сельского хозяйства следует считать сократившейся к тому же сроку не более как на 50%, причем разрушение крестьянского хозяйства обнаружилось вообще значительно позже разрушения фабрик. Уже одно это обстоятельство должно 380 было сильно изменить экономическую конъюнктуру не в

пользу производителей хлеба. К этому присоединились социалистические принципы распределения произведенных продуктов. Если бы сокращение промышленной продукции происходило в условиях свободного товарооборота, все поднявшиеся в цене городские товары притекали бы в деревню, ибо только здесь имелась реальная покупательная сила в виде излишков хлебного производства. На деле происходило иное. Принципы социалистического хозяйства упраздняли меновой оборот и позволяли оторвать распределение национального продукта от его производства. И старые запасы, и вновь произведенные товары составляли собственность государства. Оно распределило их по своему усмотрению и наделяло ими в первую очередь привилегированные, но непроизводительные классы. Содержание 5-миллионной армии, огромного аппарата управления и рабочих закрытых фабрик фактически поглошало львиную долю и без того ничтожной промышленной продукции. На долю сельского хозяйства оставались ничтожные «товарообменные фонды».

Их было совершенно недостаточно для реализации покупательной силы деревни, к тому же благодаря подсказанной социалистическими принципами системе «коллективного» товарообмена товары попадали в руки наиболее бедного крестьянского населения, а не той зажиточной части его, которая обладала излишками хлеба. Фактически эти главные держатели покупательной силы в течение всего революционного периода вынуждены были пользоваться услугами нелегального вольного рынка и теми запасами товаров, которые просачивались туда путем расхищения советских складов.

Но и здесь советская политика становилась поперек дороги крестьянину. Свободная торговля была запрещена, и уничтожение ее проводилось самыми решительными мерами. Чтобы вывезти на рынок свой мешок хлеба, крестьянин должен был объехать или подкупить несколько заградительных отрядов, занимающих пути к городу. Достигнув рынка, он не был уверен, что товар его ускользнет от взора городских властей, а сбыв его покупателю, он рисковал не найти в продаже нужного про- 38 1

лукта и уехать домой с запасом обесцененных бумажек. Те же опасности, только в обратном порядке, ожидали всякого городского «спекулянта», отправившегося за хлебом в деревню. Сношения между отдаленными рынками были еше более затруднительны жалким состоянием железнодорожного транспорта и прямым запрещением частного пассажирского и грузового движения. Неуклонное падение ценности бумажных денег также делало свое дело, заставляя крестьянина избегать денежных сделок. Никакой регулярной торговли при таких условиях существовать не могло. Страна оказывалась разорванной на сотни изолированных рынков, связанных между собой лишь тонкими нитями искусственно задерживаемого натурального товарообмена. При резком разграничении в России промышленных и земледельческих районов этот разрыв торговых связей не мог не дать именно тех результатов, какие обнаружены помешенной выше табличкой цен. Потребляющая полоса России и особенно промышленный центр страдали от голода и высоких хлебных цен, а в коренных земледельческих губерниях ощущался крайний недостаток промышленных изделий для личного и хозяйственного потребления.

Аля подавляющей массы крестьянского населения экономическая конъюнктура эпохи революции была, таким образом, не выгодна. Покупательная сила земледельцев, вследствие недостатка товаров и уничтожения торговли, оставалась как бы висящей в воздухе и не находящей объекта для своей реализации.

При таких условиях, возобновление и увеличение этой покупательной силы, иначе говоря, производство сельскохозяйственных продуктов для продажи в значительной мере потеряло свой хозяйственный смысл. Крестьянину незачем было тратить силы и средства, чтобы произвести продукт, который не нужен ему самому и который нельзя обменять на что-либо другое на вольном рынке. В сущности, одних этих условий, т. е. резкого сокращения промышленного производства и запрещения свободной торговли, было бы достаточно, чтобы вызвать в крестьянском хозяйстве тенденцию к со-382 крашению посевов.

4. Революционные налоги

На деле крестьянское хозяйство оказалось еше в более худшем положении. Социалистическое государство не ограничилось авторитарным распределением продуктов промышленности и запрещением торгового оборота. Покупательная сила крестьянского хозяйства в образе «излишков» продовольственных продуктов сделалась, как мы знаем, предметом горячих вожделений пролетарского государства. Оно не только мешало или запрещало крестьянину реализовать доходы своего хозяйства, но и прямо накладывало на них руку, объявляло их государственным достоянием.

Здесь мы подходим к третьему из поставленных выше вопросов: выиграло ли крестьянство от революционной отмены «царских» налогов или нет?

На первый взгляд ответ должен звучать утвердительно. После «социальной» революции крестьяне перестали платить арендную плату не только бывшим помещикам, но и государству. Вся земля фактически перешла в их бесплатное пользование. Далее, бюджет социалистического государства предполагалось построить на совершенно иных основаниях, чем бюджет государства буржуазного. Отменены были не только прямые, но и все косвенные налоги. Первое время Советская власть строила свой доходный бюджет на «контрибуциях» и «чрезвычайных налогах», взимаемых с «буржуазных классов»10. Право распоряжения бумажно-денежной эмиссией тоже казалось достаточно надежной опорой советских финансов. Крестьянство как будто несомненно выигрывало от такого положения вешей.

Очень скоро выяснилось, однако, что имущество выс

10 Был, между прочим, установлен и «натуральный налог» на «сельских хозяев, обладающих излишком продуктов потребления». Лекрет об этом налоге опубликован в «Известиях ВЦИК» от 14 октября 1918 г. Практически налог оказался неосуществим. Идея его возродилась только с переходом к новой экономической политике.

ших классов, лишенных земель и фабрик, не может служить регулярным источником государственных доходов.

Неудержимый рост иен на практике познакомил новых государственных деятелей с последствиями неограниченного выпуска бумажных денег. Оказалось также, что содержание красного войска и советского аппарата управления обходится относительно гораздо дороже, чем расходы на соответствующие статьи в бюджете буржуазного государства. Все это, вместе взятое, побудило Советскую власть искать реальные источники государственных доходов. Они могли быть найдены только в обложении крестьянства, ибо всякий налог на рабочих и служащих пришлось бы возмешать в заработной плате самому государству, а других классов населения, кроме рабочих и крестьян, в стране Советов существовать не могло.

Объективная необходимость заставляла, таким образом, сделать крестьянское население единственным податным классом Советского государства.

Первоначально налоговое бремя маскировалось перспективами нормального распределения в социалистическом обществе. Крестьян утешали тем, что взятое у них будет возвращено полностью. Предполагалось, что крестьянин, выполнивший свои обязательства по отношению к социалистическому государству и сдавший ему излишки своего производства, получит в свою очередь причитающуюся ему равную долю продукта национализированной промышленности и услуг государства. На деле, как мы уже знаем, эквивалентность взаимных услуг города и деревни не была выдержана ни в одном периоде революции. Практически, если не считать ничтожного и все сокращавшегося «товарообменного» фонда, единственным возмещением за взятые государством продукты были твердые иены, выплачивавшиеся крестьянину в обесцененной валюте. Эта цены от времени до времени повышались, но в целом неизмеримо отставали от реальной ценности сельскохозяйственных продуктов.

В 1920 г., в период наибольшего приближения к натурально-хозяйственному социалистическому строю, даже 384 оплата по твердым ценам за взятый хлеб была уничтожена.

Государство даром забирало хлеб у крестьянства, чтобы также бесплатно раздавать ему изделия своей промышленности. Но производства всей русской промышленности не хватало для удовлетворения потребности армии и занятых в самой промышленности рабочих. На долю сельского населения от «бесплатного» распределения национального продукта, не доставалось ровно ничего. Крестьянин был первым плательщиком, но стоял на последнем месте в ряду получателей. Продовольственная и сырьевая разверстка превращались, следовательно, в типичный и несомненный налог11.

Натуральные налоги не были единственной формой податного бремени, возложенного на сельское население социалистическим государством. Крестьянин платил Советской власти не только продуктом своего хозяйства, но и собственным личным трудом.

Трудовая повинность составляет необходимый элемент социалистического хозяйствования, где отмершие или уничтоженные частнохозяйственные стимулы к труду заменяются силой государственного принуждения. Мы уже имели случай показать, в какой форме этот принцип социалистического хозяйства был осуществлен в Советской России и почему главной своей тяжестью он должен был лечь на крестьянские хозяйства.

Злесь нам важно подчеркнуть, что привлечение к трудовой повинности крестьянства означало для него установление такого же односторонне-принудительного обязательства по отношению к Советской власти, как и обложение его ставкой какого-нибудь прямого или личною налога.

Правда, трудовая повинность не требовала от крестьянина непосредственных хозяйственных жертв. Она ограничивалась передачей части его рабочего времени и этим как будто отличалась от старых прямых налогов, связанных с материальным ущербом. Поскольку, однако, трудовые повинности отрывали крестьянина от сельскохозяйственного труда, они косвенно наносили ущерб именно его материальному благосостоянию. В промысловых районах принудительный труд также в конце

" Переход от продовольственных монополий и разверсток к продовольственным налогам «новой» политики в этом отношении только санкционировал и признавал давным давно фактически создавшееся положение.

концов сокращал дохол мелкого производителя, лишая его возможности посвятить свои силы дополнительным, внеземледель-ческим заработкам. Непосредственный материальный ущерб наносился крестьянину разрушением транспортных средств, изнашиванием одежды, расходом корма и порчей рабочего скота12. Наконец, даже в том случае, когда трудовая повинность падала на свободное время крестьянина, ее можно ставить в счет государству, ибо крестьянин так же хорошо умеет ценить досуг и право распоряжаться своим трудом и временем, как и всякий другой человек.

Трудовая повинность отражается на крестьянском хозяйстве иным способом, чем продовольственно-сырьевые разверстки, но налоговая природа ее не подлежит сомнению.

Итак, вместо отмененных прямых и косвенных денежных налогов старого режима крестьянское хозяйство получило от Советской власти ряд натуральных сельскохозяйственных и трудовых повинностей. Оно не только выигрывало, но и проигрывало, революция имела для него не только актив, но и пассив.

Попробуем теперь подойти к определению размеров налогового пассива русской революции. Мы имеем здесь дело с двумя столпами социалистической хозяйственной политики: продовольственно-сырьевой разверсткой и трудовой повинностью. Посмотрим, как каждая из них порознь и обе вместе отражались на состоянии крестьянского хозяйства.

5. Тяжесть проловольственных

и сырьевых налогов

Очень трудно определить точные размеры тех принудительных изъятий, которые были произведены из крестьянского

12 Трудовая повинность для крестьян в большинстве случаев соединялась с использованием их транспортного инвентаря и рабочего скота.

хозяйства при помоши 13 натуральных налогов, существовавших до перехода к «новой» экономической политике.

Сама форма взимания налогов делала неопределенной сумму поступлений от них. Неизвестны были ни количества продуктов, оставлявшиеся в хозяйстве, ни размер остатков, отчуждавшихся в пользу государства.

Пока продовольственная политика проводилась в форме торговых монополий государства, существовала, по крайней мере, некоторая определенность по отношению к размерам того минимума, который оставался в распоряжении хозяина. Более или менее тщательно определялись «нормы» потребления и расходов в каждом хозяйстве, и только «излишки» подлежали сдаче продовольственным органам, притом не даром, а все-таки за известный эквивалент, хотя бы в обесцененной валюте. Проявлялась, таким образом, хотя бы теоретически, забота о сохранении в неприкосновенности капиталов крестьянского хозяйства и возможности дальнейшего производства. По мере того как монополии превращались в «разверстки» или раскладочные налоги, с границами платежеспособности крестьянского хозяйства считались все меньше и меньше. У советских «продовольственников» установился твердый взгляд на крестьянина как на неисчерпаемый источник продовольствия и сырых материалов. Искусство продовольственной политики заключалось в изыскании действенных средств по выколачиванию продуктов из этого источника, а не в определении его нормальной силы и не в поддержании его платежеспособности.

С другой стороны, задания разверсток по каждому из продуктов устанавливались произвольно, в случайных глазомерных величинах. Потребности государства считались неограниченными. Выполнение разверстки сверх «ста процентов» ставилось в заслугу продовольственным органам. К неопределенным заданиям центральной власти присоединялись произвольно-широкие самостоятельные «заготовки» военных властей и иногда местных Советов.

Невыясненность размеров продовольственно-сырьевых запасов сочеталось, таким образом, с неопределенностью 387

государственных заданий. Практически государство черпало из крестьянского хозяйства без меры и веса.

Точный учет всего взятого у крестьянина при таких условиях почти невозможен. Цифры официальной статистики принудительных отчуждений должны считаться поэтому заведомо преуменьшенными и далеко не полно отражающими тяжесть выпавшего на крестьянское хозяйство бремени.

Попробуем теперь с этой оговоркой посмотреть, в каких величинах выражались общие итоги реквизиций, как они распределялись территориально, как изменялись во времени и какой относительной тяжестью падали на производительные силы сельского хозяйства.

Нас будут при этом интересовать данные, относящиеся только к трем сельскохозяйственным годам: 1918/19, 1919/20 и 1920/21. В 1917/18 г. основы советской продовольственной политики еше не достаточно укрепились и реквизиции носили в значительной степени случайный характер. В 1921/22 г. мы имеем дело с изменившимися формами экономической политики, которые будут разобраны позже и в другой связи.

Нет надобности также рассматривать цифровые итоги каждого из 13 натуральных налогов. В целях экономии места можно ограничиться описанием 5 важнейших из них, а именно реквизиции зерновых хлебов, мяса, масла, картофеля и сена. В денежном выражении эти продукты дали в 1920/21 г. 80% обшей суммы натуральных налогов.

Как видно из таблицы 24, сумма натуральных налогов, извлеченных за три года из крестьянского хозяйства резко возросла. Если принять принудительные отчуждения 1918/19 г. за 100, то в следующем году они почти удвоились по трем из рассматриваемых продуктов, почти учетверились по картофелю и резко понизились только по коровьему маслу вследствие выпадения Сибири из-под Советской власти. Еше через год абсолютная сумма взятых государством продуктов снова возросла. Теперь сельское хозяйство в целом отдавало мяса в 1,5, масла в 2, хлеба в 3, сена в 4 и картофеля почти в 6 раз больше, чем 388 два года назад.

Обращаясь к районному рассмотрению продовольственных заготовок, мы замечаем, что они развивались неравномерно.

Зерновые разверстки в основной массе своей ложились на губернии приуральские, волжские и центрально-земледельческие, или, грубо говоря, на производящую полосу Европейской России. Только в 1920/21 г. центр тяжести переместился на Юго-Восток и Сибирь. По абсолютным размерам количество реквизированного хлеба достигло максимума в 1919/20 г. в Поволжье и Приуральском районе и несколько сократилось здесь в следующем 1920/21 г. В центрально-земледельческих губерниях максимум хлеба был взят уже в первый год разверсток. В Сибири и Киргизии заготовки третьего года в 2-3 раза превышают заготовки второго. Иначе шло дело в потребляющей полосе (северные, западные и центрально-промышленные губернии). По абсолютным размерам хлеба здесь много взять было невозможно. Но относительно хлебные заготовки возрастали здесь быстрее всего, увеличившись за 3 года в десятки и даже сотни pai

Заготовки картофеля неуклонно возрастали по всем районам. По абсолютным размерам главной тяжестью своей они падали на центрально-земледельческий, центрально-промышленный и волжский районы. В обшей сложности здесь было взято почти 100% заготовок в первом году, 84% во втором и 66% в третьем.

Реквизиция мяса территориально и во времени изменялась приблизительно так же, как отчуждение зерновых хлебов. Доля потребляющей полосы России возрастала относительно, но оставалась абсолютно небольшой. Заготовки в производящей полосе дали свыше 90% в 1918/19 г., затем понизились абсолютно и относительно, уступив место в 1920/21 г. Сибири и Юго-Востоку.

Центр заготовки масла перемешался каждый год. В 1918/ 19 г. свыше 90% всего количества было взято в Сибири, в следующем году на первом месте оказался Крайний Север, в 1920/21 г. опять 61% масла был взят в Сибири. Обращает внимание резкое увеличение размеров маслянных рек- 389

Таблииа 24

Государственная заготовка продуктов сельского хозяйства в 1918/191920/21 гг.

Районы

Зерно- и хлебофураж

Мясо 

1918/19

1919/20

1 920/21

1918/19

1919/20

1920/21

1. Северный абс, тыс. пудов уд. вес*, %

259 0,2

3106 1,5

6602 2,2

120 2,6

299 3,4

297 4,2

2. Западный абс, тыс. пудов уд. вес, %

50 0,1

4429 2,1

8484 2,9

94 2,1

721 8,2

438 6,2

3. Центральный абс, тыс пулов уд. вес, %

830 0,8

6771 3,2

9034 3,1

134

2,9

324 3,7

346 4,9

4. Приуральский абс, тыс пудов уд. вес, %

8266 7,7

43 191 20,3

34 733 11,9

318 6,7

1905 22,3

532 7,5

5. иентр[ально]-Земл [едельчески й] абс, тыс пудов уд. вес, %

37 633 34,9

25 726 12,1

24 776 8,5

952 20,6

772 8,8

595 8,4

6. Волжский абс, тыс пулов уд. вес, %

58 746 54,4

91 643 43,1

61 703 21,1

3018 65,1

2675 30,5

839 11,8

7. Юго-Восток абс, тыс. пудов уд. вес, %

-

-

61 361 21,0

-

16 0,2

1334 18,8

В. Сибирь абс, тыс пудов уд. вес, %

-

28 198 13,3

67 1 79 22,9

-

1295 14,8

1874

26,5

9. Киргизия абс, тыс. пулов уд. вес, %

2088 1,9

9397 4,4

18 857 6,4

-

710 8,1

829 11,7

Итого

абс, тыс. пулов ул. вес, % Итого к 1918/19 г.,%

Ю7 922 100 100

212 461 100 196

292 649 1 ОО 271

4636 1 00 1 ОО

8762 100 191

7084 100 154

*Уд. вес в годовом обьеме заготовок.-Ред.

Таблица 24 (продолжение)

Картофель

Сено

Масло

1918/19

1919/20

1920/21

1918/19

1919/20

1920/21

1918/19

1919/20

1920/21

-

323 0,8

3 099 4,5

7 642 29,7

9 558 18,7

9 870 10,8

51,6 7,8

84,4 82,0

77,7 6,2

3121 7,4

8 523 12,4

3 057 11,9

7 051 13,8

9104 9,9

-

-

31,7 2,5

12415 29,4

12 256 17,8

5325 20,7

9 088 17,8

8 545 9,3

2,7 0,4

-

55,1 4,4

3 008 7,1

4 722 6,9

1 599 6,2

4 608 9,0

6 543 7,1

5,6 0,8

5,4 5,2

139,6 11,0

11 177 26,4

23 548 34,2

2405 9,3

5 365 10,5

8 801 9,6

0,0 0,0

0,0 0,0

58,4 4,6

12 158 28,7

10148 14,7

5 710 22,2

13 080 25,6

19 693 21,5

4,7

0,7

4,8 4,7

92,9 7,3

-

-

1 586 2,3

-

-

8 852 9,6

0,7 0,1

-

9,0 0,7

-

-

4 837 7,0

-

401

0,8

16 070 17,5

596,9 90,2

0,2 0,2

773,1 61,0

-

89 0,2

156 0,2

-

1 930

3,8

4 303 4,7

-

8,2 7,9

29,2 2,3

100

42 291 100 362

68 875 100 589

25 738 100 100

51 081 100 199

99 781 100 396

662,2 100 100

103,4 100 16

1266,9 100 191

391

визиций в Волжском и Приуральском районах. За 3 года заготовки здесь увеличились в 20 и 25 раз соответственно.

Заготовки сена сосредоточились в северной половине России плюс Поволжье. Они возрастают повсеместно из года в год и быстрее всего в Сибири и Приуральском районе.

Судорожное и случайное на первый взгляд перемещение фокусов государственных заготовок может быть объяснено разными причинами. Продовольственная политика рассматриваемого периода мало считалась с естественно-историческими и экономическими особенностями отдельных облагаемых районов. Поэтому центры заготовок отдельных продуктов часто не совпадали с местами их наибольшего распространения. С другой стороны, сдача излишков одного типичного для данной местности продукта не избавляло те же хозяйства и в тех же районах от обложения другими видами натуральных налогов.

Объем и состав последних зависел прежде всего от силы и ловкости местных органов продовольственного управления. Там, где последние действовали энергичнее, процент выполнения налоговых заданий был значительно выше и соответственно этому быстрее возрастали абсолютные и относительные размеры извлекаемых в этом районе продуктов.

Перемещение центров поступления отдельных налогов объясняется также изменением фронта Гражданской войны. Некоторые районы только в 1920 г. оказались под Советской властью и, следовательно, только с этого срока могли сделаться объектом принудительных отчуждений.

Наконец, значение отдельных районов менялось потому, что некоторые из них оказывались уже на второй, третий год заготовки истощенными, неплатежеспособными и не способными выполнить возлагаемые на них обязательства.

В общем, основным принципом советской продовольственной политики всегда было брать сколько физически возможно. О том, как выполнялось это правило можно судить на основании таблицы 25, где 5 основных натуральных налогов соединены вместе путем исчисления их стоимости в золотой 392 валюте, по ценам довоенного времени.

Таблица 25

Стоимость изъятых продуктов Уд. вес в годовом объеме заготовок

Районы

1918/19

1919/20

то/2] 

Абс, тыс. зол.руб.

уд.вес в

годовом объеме заготовок

Абс, тыс. зол.руб.

уд.вес в

годовом объеме заготовок

Абс, тыс зол.руб.

уд.вес в

годовом объеме заготовок

Северный

к 1918/19 г.,%

3 546,0 100

2,6

7 992,1 225,4

3,1

12 830,4 361,8

3,4

Западный

к 1918/19 г.,%

1 288,2 100

0,9

10 154,6 788,3

3,9

16 271,7 1263,2

4,3

Центральный к 1918/19 г.,%

3 017,2 100

2,2

14 318,5 474,6

5,5

18 072,1 599,0

4,8

Приуральский к 1918/19 г.,%

9 384,2 100

6,8

49 824,4 530,9

19,2

40 720,8 433,9

10,8

Центрально-Земледельческий к 1918/19 г.,%

41 808,1 100

30,3

31 911,1 76,3

12,3

38 510,5 92,1

10,3

Волжский

к 1918/19 г.,%

68 566,2 100

49,7

102 103,4 148,9

39,3

73 169,8 106,8

19,5

Юго-Восток к 1918/19 г.,%

9,5 100

0,0

70,4 741,0

0,03

64 693,4 680 983,1

17,2

Сибирь

к 1918/19 г.,%

8 356,7 100

6,1

31 187,1 373,2

12,0

88 747,5 1062,0

23,6

Киргизия

к 1918/19 г., %

1 879,2 100

1,4

12 247,6 651,7

4,7

22 801,8 1 213,4

6,1

Итого

к 1918/19 г., %

137 855,3 100

100

259 809,2 188,5

100

375 818,0 272,6

100

Горизонтальные ряды относительных цифр характеризуют изменения в течение трех лет суммы стоимостей, извлекавшихся в каждом районе, причем за 100% принят 1918/19 г. Вертикальные процентные числа измеряют удельный вес каждого района в обшей сумме заготовок данного года. Оба вида показателей позволяют установить следующую картину трехлетней практики реквизиций.

В потребляющей полосе России, к которой относятся 393

первые три района таблицы, давление реквизиционного пресса неуклонно возрастало, обгоняя даже обший рост всех заготовок в стране. В 1918/19 г. отсюда было взято продуктов на 7,8 млн золотых рублей, а в 1920/21 г.— уже на 47,2 млн, или в 6 раз больше. В 1918/19 г. потребляющая полоса дала 5,7% обшей суммы налогов по России, а в 1920/21 г.— уже 12,6% увеличившейся тем временем почти в 3 раза суммы поступлений.

Характер использования потребляющей полосы сделается понятным, если припомнить, что сюда относится как раз большинство губерний, ни разу не выходивших в течение рассматриваемого периода из-под скипетра Советской власти. Кроме того, довольно скоро обнаружилась относительная не-снижаемость крестьянского хозяйства в потребляющей полосе. Посевы редко превышали здесь размеры строго необходимого для крестьянской силы продовольственного минимума. После выпадения тонкого слоя зажиточных мно-гопосевшиков, основная масса крестьянства не могла уже сокращать посевов, тем более что подвоз продовольствия из земледельческих районов России почти прекратился. Высокие налоги не могли здесь уничтожить хозяйство, скорее они могли только заставить мелкого крестьянина больше трудиться и больше сеять. Советская власть это прекрасно поняла и с каждым годом все сильнее опиралась на производительные силы потребляющего района.

По удельному весу в обшей массе налогов первое место, однако, принадлежит производящим, чисто земледельческим районам. Так должно было быть уже потому, что основным налогом является все-таки налог на зерновые хозяйства.

Здесь продовольственные органы Советской власти с самого начала стали на точку зрения хищнически-экстенсивного хозяйства. Они набрасывались на каждый сколько-нибудь и чем-нибудь обильный район и старались выжать из него все возможное, не заботясь о судьбе подвергаемого реквизициям хозяйства.

В течение 1918/19 г. в фокусе продовольственных опе-394 раций находилось ограниченное пространство центрально

земледельческих и приволжских губерний. Отсюда было взято свыше 80% всей суммы изъятых в том году ценностей. В следующем году, несмотря на обнаружившийся уже упадок крестьянского хозяйства, из тех же двух районов было взято 52% возросшей почти вдвое суммы налогов, причем в абсолютных цифрах ценность уплаченных продуктов возросла на 23 млн рублей. Только в 1920/21 г. сумма изъятых из рассматриваемых районов ценностей несколько упала, вернувшись приблизительно к уровню 1918/19 г. Но надо заметить, что здесь мы имеем дело с хозяйством производящей полосы, где крестьянину было от чего отказываться и где разрушение хозяйства под влиянием налогов шло интенсивнее и глубже, чем в хозяйствах потребляющей полосы. Несколько уменьшившаяся сумма налогов падала теперь на сокра-тив-шиеся производительные силы более тяжким бременем.

В 1919/20 г. произошел резкий скачок объемов заготовок в Приуральском районе, настолько резкий, что уже в следующем году общая сумма изъятий должна была здесь снова снизиться. В том же 1919/20 и особенно в 1920/21 г. выдвинулась только что отвоеванная у Колчака Сибирь. В 1920/21 г. она дала почти 1/4 всей налоговой суммы и в качестве объекта реквизиций стала на первом месте в ряду других районов. Постепенно нарастало и значение диких степей Киргизии.

Описанные выше изменения в размерах и территориальном распределении натуральных налогов не дают еше представления об их относительной тяжести для сельского хозяйства. Состояние статистических материалов не позволяет определить наиболее показательно в этом отношении пропорцию между стоиммостью чистого сельскохозяйственного продукта и суммой разного рода взятых отсюда налогов. Приходится ограничиться сопоставлением отдельных отраслей производства и соответствующих материальных налогов.

Таблица 26 представляет показатели наиболее важных групп хлебных налогов. Она дает сведения о количестве реквизированных зерновых продуктов по 44 губерниям за 3 года, об изменении тяжести этих реквизиций по расчету на 1 деся- 395

Таблииа 26

Тяжесть хлебных налогов

396

Губернии

На одну десятину посева, пуды

В % к сбору в 1920/21 г. 

1918/19

191 9/20

1920/21

Валовой

Ч истый

Произволяшие губернии

Тульская

4,61

4,03

5,18

30,9

43,9

Орловская

5,65

0,99

6,90

41,8

84,1

Рязанская

3,03

4,17

3,01

9,0

11,6

Тамбовская

6,59

5,79

3,62

15,2

19,9

Пензенская

2,72

4,41

3,42

18,3

2 7,2

Курская

2,42

1,18

3,74

9,0

11,1

Воронежская

1,63

0,83

3,26

8,9

11,7

Казанская

5,00

5,98

6,04

19,0

28,1

Симбирская

3,64

9,65

7,55

22,8

29,4

Саратовская

5,34

6,00

4,85

44,1

70,2

Самарская

5,96

8,15

4,84

38,9

82,6

Немкоммуна

-

18,00

2,09

16,4

27,4

Вятская

2,99

8,7

8,53

1 6,3

22,4

Пермская

-

-

5,67

1 3,7

19,1

Екатеринбургская

0,73

17,29

10,52

26,4

38,0

Уфимская

2,03

10,87

9,15

30,9

43,9

Челябинская

-

-

7,07

46,3

115,1

Оренбургская

-

-

8,80

-

-

Уральская

-

-

9,43

-

-

В срелнем по району

3,58

6,55

5,98

23,9

39,7 Таблица 26 (продолжение)

Губернии

На одну десятину посева в пудах

В % к сбору в 1920/21 г. 

1918/19

1919/20

1920/21

Валовой

Чистый

Потребляющие

губернии

Олонецкая

0,22

3,37

4,00

5,0

Северо-Авинская

0,49

4,56

6,36

11,3

13,4

Вологодская

-

4,70

7,30

20,1

28,2

Черневеикая

-

1,10

3,94

8,4

11,0

Новгородская

-

0,97

3,93

7,6

9,6

Петроградская

-

0,46

6,63

17,7

26,2

Псковская

-

0,51

3,35

8,8

12,1

Витебская

-

1,02

4,07

11,2

15,4

Гомельская

5,42

19,3

28,7

Минская

-

-

2,19

5,9

8,1

Тверская

-

4,27

6,12

10,0

13,3

Ярославская

-

2,45

9,98

Костромская

-

2,00

1,72

3,9

5,2

Ивановская

-

-

U1

3,7

Владимирская

-

2,27

4,06

13,5

20,8

Нижегородская

1,50

2,53

2,53

7,6

10,7

Смоленская

-

3,33

3,41

10,0

16,8

Московская

-

1,55

3,23

5,8

7,9

Калужская

0,77

2,55

2,59

8,1

14,4

Брянская

-

-

2,42

6,7

9,5

В среднем по району

0,58

2,15

4,18

9,6

13,6

397

398

тину посева13 и об относительном их значении по сравнению с размерами хлебной продукции.

Приведенные в таблице данные позволяют сделать следующие заключения. Как и при порайонном рассмотрении обшей массы разверсток, обнаруживается большая пестрота показателей относительной тяжести принудительных отчуждений в отдельных губерниях. Количество отчуждаемого хлеба по расчету на десятину посева резко колеблется и из года в год, и по соседним губерниям. Так, в иентрально-Земледельческом районе (семь первых строк) в одном и том же году, например 1919/20, есть губерния, уплатившая почти 6 пудов с десятины, наряду с двумя губерниями, отдавшими меньше чем по пуду с десятины. В Тамбовской губернии тяжесть налога уменьшалась от года к году, в Тульской, наоборот, увеличивалась, в Орловской испытывала резкие колебания и т. д. То же самое происходило и в других районах, не исключая и потребляющей полосы, где смежные губернии уплачивали нередко весьма различные количества зерна по расчету на единицу плошади.

Объяснить все эти колебания налогового бремени нет никакой возможности. В каждом случае здесь действовало довольно сложное сочетание местных условий. Несомненно, однако, то, что в огромном большинстве губерний показатели тяжести налогового бремени возрастают с каждым годом. То же самое относится к итоговым средним величинам, где возрастание налогов становится еше очевиднее. В 1920/21 г. губернии производящей полосы уплачивали в среднем на 80%, а губернии потребляющей полосы на 57,5% больше, чем два года назад.

В приведенной выше таблице 24 общее количество изъятых по районам хлебов возрастало только в потребляющей полосе. В производящих губерниях оно достигло максимума в 1919/20 г. (160,5 млн пудов) и упало в 1920/21 г. (121,2 млн пудов). Теперь мы видим, что и для производящего района

13 Абсолютные данные о размерах посевной плошали не приводятся вследствие неоднократно происходившего изменения административных границ губерний. Это обстоятельство не лишает, однако, сравнимости показателей относительной тяжести разверстки для одноименных губерний.

ослабление реквизиций было только кажушимся. На самом деле в 1920/21 г. было взято на 2/3 пуда с десятины больше, чем в предыдущем году.

Что касается абсолютных размеров принудительных изъятий, то они были значительно выше в производящем районе, чем в потребляющем. В 1920/21 г. производящие губернии уплачивали в среднем по 6 пудов с десятины, а потребляющие по 4. Погубернские расхождения и там и здесь весьма велики. Обращает на себя внимание тяжесть налогов в Приволжских и Приуральских губерниях, где нередки случаи уплаты по 8-10 и более пудов с десятины.

Нам остается задать вопрос, какое значение имеет отдача этих 4, 6, 8 или 10 пудов с десятины по отношению к объему хлебных ресурсов. Ответ на этот вопрос содержится в той же таблице 26, где в двух последних графах общее количество принудительно изъятых хлебов выражено в процентах по отношению к валовому и чистому сбору (за вычетом семян) по отдельным губерниям в 1921 г.

Теперь, наконец, перед нами точный показатель тяжести разверсток, ибо кроме сокращения посевной плошади цифра сбора учитывает и понижение урожайности. Цифры получаются поразительные. Даже в потребляющем районе имелись 4 губернии, отдававшие государству свыше 20% чистого сбора. В производящей полосе из 19 губерний пять отдали до 20%, десять — от 20 до 50% и четыре — свыше 70% чистого сбора. Среди особенно пострадавших от разверсток губерний находим значительную часть Поволжья и Приуралья. В Челябинской губернии было взято 105% чистого сбора, иначе сказать, были захвачены и семена. В среднем по всей России отчуждено было 23% валовой и 31% чистой продукции14.

На этом можно закончить цифровую характеристику действовавших в течение четырех лет продовольственных монополий и разверсток. Ясно, что безвозмездное изъятие трети чистого урожая должно было самым разрушительным

14 Взвешенная, средняя. Ту же цифру, до 30% чистой продукции, находим в официальных расчетах управляюшего ЦСУ. См.: П. Попов. Производство хлеба в РСФСР и федерируюшихся с нею республиках. М., 1921. С. 25.

образом влиять на крестьянское хозяйство. Нужно помнить, кроме того, что хлебные налоги были важнейшими, но не единственными. Мясные заготовки, производившиеся на тех же основаниях, что и хлебные, отнимали не менее 10% мясной продукции. Затем имелся еше ряд других налогов, поражавших все остальные второстепенные отрасли крестьянского хозяйства. Вместе взятые, они составляли нередко чувствительную надбавку к основной тяжести хлебных реквизиций.

Большое значение имел, наконец, порядок взимания продовольственно-сырьевых разверсток. Некоторое представление о нем было дано в исторической части настоящей работы. Более точную картину можно найти в докладной записке одного из видных «продовольственников», опубликованной в свое время комиссариатом продовольствия, очевидно, в качестве рекомендованного пособия по проведению хлебной кампании15. В записке можно найти поучительную историю о том, «как достается хлеб» и как следует «реализовать» урожай. С большим знанием дела и с эпическим спокойствием автор повествует, как он «прибыл» с 5000 «от-рядников» в отведенную ему «для реализацию» урожая губернию, как он разделил свои силы по районам и создал «оперативные штабы, как в 48 часов была произведена раскладка причитавшихся с губернии 11 млн пудов хлеба по отдельным селениям, с колебаниями обложения от 5 до 35 пудов на десятину, как затем было приступлено к «выколачиванию» хлеба, игнорируя «товарообмен» и другие тонкости, как приходилось по 8-10 раз заглядывать в один и тот же двор для обнаружения спрятанного хлеба, как непокорные толпы крестьян рассеивались «пулеметным огнем вверх» и бомбами, бросаемыми «в сторону», как «на рассвете занимались крупные селения», производились «повальные обыски» и предъявлялись «ультиматумы», как убежденные крестьяне вносили после этого немедленно 100% разверстки, как одно присутствие вооруженной силы производило необходи

15 Как достается хлеб. Доклад уполномоченного BUHK по реализации уро-400 жая 1919 г. в Симбирской губернии тов. Кагановича. М., 1920.

мое «моральное» действие и как в конце концов выколачиваемый хлеб «могучей лавиной двинулся» в ссыпные пункты, на станцию и пристани.

Описанные методы «реализации урожая» действительно дали блестящие результаты. Симбирская губерния, где действовал автор записки, дала в этом году 10 млн пудов хлеба и выполнила почти 100% данного задания. Но уже в следующем 1920/21 г., несмотря на подготовленную почву и выработанные методы, здесь удалось «реализовать» только 6,5 млн пудов, а еше через год губерния была одним из очагов беспримерного голода.

6.  Труловая повинность

Продовольственная политика была главным, но не единственным фактором разрушения крестьянского хозяйства. Многое в этом направлении сделано еше системой обязательных трудовых повинностей.

Смысл этих институтов объяснен выше. Социалистическое правительство считало себя вправе распоряжаться личностью своих подданных и заменять частнохозяйственные стимулы к труду. Обязательная трудовая повинность должна была дать возможность «планомерного» распределения и использования наличных запасов рабочей силы в стране для надобностей социалистического хозяйства.

Главные запасы этих сил находились в деревне, куда укрылась от голода и значительная часть пролетариата. Естественно, что лично-трудовые обязательства всею тяжестью своей должны были лечь именно на сельское население.

Запасы рабочей силы для разного рода хозяйственных целей черпались из деревни двумя способами. Во-первых, она поставляла кадры для регулярных «трудовых армий», организованных в определенные единицы и работавших на раз- 401

ных трудовых «фронтах». Во-вторых, на деревенское население возлагалось выполнение целого ряда эпизодических и периодических работ, требовавших массового приложения неквалифицированного труда и, главное, массового использования транспортных средств крестьянского населения.

Второй вид трудовых повинностей лег на крестьянское хозяйство несравненно более тяжелым бременем, чем первый. Грандиозные планы Троцкого о милитаризации труда окончились почти ничем. Если не считать того переходного периода, когда демобилизованные красноармейские части временно исполняли обязанности «трудовых» полков, то во исполнение декрета о всеобщей трудовой повинности была произведена только одна мобилизация трех возрастов (18851888 гг.) в конце 1920 г.16

Остальное время государственные органы, ведающие трудовой повинностью, занимались учетом работоспособного населения, успев подготовить списки его по 9 губерниям как раз к тому моменту, когда учет трудоспособных сделался ненужным в силу «новой» экономической политики17. На 1 октября 1921 г. численный состав всех трудовых частей определялся в 188 662 человека, из которых фактически работало только 50%, а остальная половина поровну делилась между «самообслуживанием» и «неиспользованностью по разным причинам»18. К концу ноября 1921 г. численность тру-доармейцев упала до 100 ООО человек, опять-таки «примерно» на половину занятых «самообслуживанием». Как не бессмысленна сама по себе подобная организация труда, она не могла повлиять слишком сильно на состояние крестьянского хозяйства, хотя бы уже вследствие обшей скромной численности «трудовых» частей.

Гораздо ощутительнее для крестьянина оказались так называемые «периодические» и иные нерегулярные натурально-личные повинности. За два года существования декрета о все-

16 СУ. 1920. №79. Ст. 372.— Ред.

иЛополнения к «Обзору деятельности Народного комиссариата труда за 1921 год». М., 1921. С. 23. 18 Там же. С. 38.

обшей трудовой повинности, на крестьянина и его лошадь был возложен целый ряд всевозможнейших «общественно-необходимых» работ. Крестьянин вывозил на станции и на ссыпные пункты отобранный у него же самого хлеб, сводил лес, пилил и возил в город дрова, перевозил с места на место бесчисленную советскую администрацию, расчищал от заносов железнодорожные пути, разгружал и нагружал вагоны, чинил проселочные дороги, обрабатывал поля и убирал хлеб для красноармейцев, прудил мельничьи плотины, подметал городские вокзалы и улицы, собирал для топлива еловые шишки19.

Весь этот тяжелый труд, требовавший участия не только самого «трудообязанного», но и его рабочего скота вместе со скудным транспортным инвентарем, почти не оплачивался. За целый день труда взрослого мужчины с телегой и лошадью «выдавали» ничтожный «паек», состоящий из фунта хлеба, щепотки соли, коробки спичек, чаше всего десятка фунтов овса для лошади. В большинстве случаев даже эти нищенские нормы оплаты труда оказывались фактически невыполненными. По признанию официального отчета «общие цифры задолженности» государства населению «достигают огромных размеров». Один только Главный лесной комитет остался должен населению 23,5 млрд рублей деньгами, 180 пудов жиров, 13 293 пуда мяса, 63 пуда чая и т. д.20 Нередко повинности крестьянского населения вообше считались бесплатными. По подсчетам одного автора, касающимся 6 губерний, ущерб, понесенный населением от трудовой повинности по заготовкам леса, составляет 14 млн золотых рублей, а доход от государства за выполнение этой работы, по самым оптимистическим расчетам, не может превышать

19Постановлением СНК от 14 сентября 1920г. Главному комитету по трудовой повинности предлагалось привлечь к сбору «шишечного топлива» всех деревенских детей школьного возраста и «трудоспособные элементы населения в возрасте более 40 лет для женшин и более 50 лет для мужчин». Зимой того же года каждый служаший московских советских учреждений был награжден бесплатно одним пудом «шишечного топлива». (Известия Главного комитета по всеобшей трудовой повинности. 1920. № 6. С. 19) 20дополнения к «Обзору деятельности Народного комиссариата труда за 1921 год». М., 1921. С. 24.

1,2 млн руб. Трул крестьянина оплачен, таким образом, не более как на 8% его действительной стоимости21. В итоге и сами «трудообязанные» и их работодатели смотрели на разного рода «пайки» и денежные выдачи, как на подачки, имеющие целью несколько скрасить настроения работающих. Установился, по существу, правильный взгляд, что трудовая повинность основана не на договорном начале, но представляет собой образец подневольного, обязательного и бесплатного труда.

Обременительность трудовых повинностей усиливалась организацией их выполнения. Основные декреты по этому поводу имели в виду только интересы административно-хозяйственных органов и не содержали никаких норм, охраняющих интересы «трудообязанных»22. Право пользования трудовой повинностью было предоставлено не только различным центральным «чрезвычайным» комиссиям по снабжению топлива, по борьбе с заносами, пожарами, вредителями и т. а, но и местным советским властям. На почве же «местных нужд» вырастали самые уродливые формы эксплуатации городом деревни. Каждый уездный город или губернский Совет считал себя полным хозяином личных сил и транспортных средств подчиненных ему деревень. В административных органах, особенно провинциальных, сосредоточились отбросы городской культуры, не имеющие часто никакого представления об условиях деревенской жизни. Они могли искренне верить, что крестьянская лошадь работает без корма 24 часа в сутки, а крестьянское хозяйство представлялось им неисчерпаемым источником не только продовольственных ресурсов, но и свободного запаса живой силы, которым правящий класс пролетариев рас-

21 Вайнштейн А. Сравнительная тяжесть обложения крестьянского хозяйства АО войны и в настоящее время. (Б. м. Б. г.— Ред.) 22Иначе, конечно, быть не могло. Только в социалистических условиях можно было рисовать себе картину идеального плана народного хозяйства, где каждому рабочему или земледельцу отведено определенное место, гарантирующее наиболее целесообразное и продуктивное использование его сил. Русский опыт показал, что социалистическое хозяйство практически может строиться только на основе районных планов и большой децентрализации хозяйственного управления.

поряжается по своему усмотрению. Нет той экономической бессмыслицы, которая не была бы испробована в виде обязательных заданий для трудовых повинностей. Описывать их — значило бы пуститься в расследование изобретательности каждого уездного совета и комитета труда23.

В настоящее время с переходом к «новой» экономической политике само ведомство, раньше проводившее в жизнь трудовую повинность, откровенно признает, что его прежняя политика в этой области выливалась в «уродливые и отрицательные формы», что повинности не были ограничены «никакими нормами», что «самый процесс привлечения к трудовым повинностям проходил под знаком безответственности со стороны органов потребителей, не признававших за собой... никаких обязанностей» по отношению к привлекаемым «массам» и проявлявших «до преступности легкое отношение к условиям работы и быта последних» и что, наконец, в области подневольного труда наблюдались «частые злоупотребления» либо прямое неиспользование мобилизованных сил24.

Всякий, кому приходилось зимой 1920 г. проезжать проселочной дорогой, помнит незабываемую картину принудительной организации труда. Снежные поля, пустынное шоссе, черные пятна павших при исполнении обязанностей лошадей по сторонам дороги, изредка советские трактиры с одной горячей водой, одинокий, бесконечно длинный, еле двигающийся обоз с «советскими» дровами и неизменные через каждые 15-20 верст «засады» заградительных отрядов, тша-

23 Автору, например, лично известен случай, котла в течение целой зимы железнодорожное сообщение между двумя городами поддерживалось при помоши дров, подвозившихся крестьянами гужем на расстояние 60 верст вдоль линии железной дороги. Целью этой своеобразной системы была, очевидно, «экономия» дорогих железнодорожных сооружений за счет дешевых крестьянских лошадей.

24Народный комиссариат труда. Сборник действующих постановлений, инструкций и телеграфных распоряжений по проведению трудовых и гужевых повинностей. М., 1921. С. 5. Аналогичные признания см.: Лополнения к «Обзору деятельности Народного комиссариата труда за 1921 г.» М., 1921. С. 22.

тельно перерывающие возы с дровами, чтобы найти и отобрать запрещенные к провозу продовольственные припасы.

Нет никакой возможности сколько-нибудь полно и точно определить в цифрах объем выполненных деревенским населением трудовых повинностей и ущерб, нанесенный ими крестьянскому хозяйству. Точными сведениями о количестве и качестве исполнения работ располагают только ближайшие к населению местные административные органы, по непосредственному распоряжению которых происходит отправление на работу людей и лошадей. Впрочем, здесь в большинстве случаев никаких письменных документов не оставалось, так что и будущий статистик не сумеет подсчитать, сколько «трудодней» и «пудоверст» отдано крестьянским населением на пользу социалистического хозяйства.

Отдельные, ограниченные небольшой территорией подсчеты дают поразительные цифры. Один автор-коммунист попытался подсчитать по документальным данным, какую работу пришлось выполнить людям и лошадям его родной волости в порядке трудовых повинностей. Оказалось, что 2 ООО лошадей, насчитывавшихся в этой волости, за один 1920 г. прошли по приказам Советской власти не менее 500 тыс. верст, т. е. десять раз объехали по экватору земной шар25. Исследованная волость вовсе не принадлежит к числу исключительных, и усердие местных органов власти не выходит за пределы нормального.

Ниже приводятся подсчеты, произведенные автором этих строк на основании анкеты, захватывавшей 146 крестьянских хозяйств в 6 губерниях, довольно полно представляющих разные хозяйственные районы России. В анкете задавался, между прочим, вопрос о количестве затраченных на трудовые повинности рабочих дней, мужских, женских и лошадиных. Другие вопросы анкеты позволили установить обший запас рабочей силы в хозяйстве по тем же категориям. В таблице 27 сопоставлены эти величины.

Первое, на что следует обратить внимание, это абсолютные цифры, выражающие объем трудовых повинностей. Они

406  25Большаков. Выиграло или проиграло крестьянское хозяйство от революции.

Таблица 27

Объем трудовых повинностей в среднем на одно хозяйство

в 1920 г.

Губернии

Число показ.

Затрачено рабочих дней на трудовую повинность

Уд.вес в годичном запасе рабочей силы в хозяйстве  

Мужчины

Жен-шины

Всего

Лошади

Мужчины

Жен-шины

Всего

Лошади

Уфимская

9

72,2

12,6

84,8

71,5

19,0

3,3

11,6

14,4

Орловская

40

34,5

6,6

41,1

26,6

6,3

U

3,5

5,5

Тульская

25

27,1

5,3

32,4

27,4

6,8

1,3

4,1

6,3

Северодвинская

20

82,7

40,8

46,2

19,4

3,4

13,5

12,7

Новгородская

18

46,6

13,1

59,7

41,1

11,3

3,4

7,7

10,8

Владимирская

34

24,8

6,5

31,3

25,5

5,3

1,5

3,4

8,5

везде оказываются весьма заметными величинами. Нет ни одной губернии, где трудовая повинность отнимала бы менее одного рабочего месяца в год мужского и женского труда вместе. В среднем по всем б губерниям затрата рабочего времени составляет 62 дня на одно хозяйство, или около 2,5 рабочего месяца. Нужно заметить, что в этой сумме преобладает более дорогой и ответственный в сельском хозяйстве труд мужчины, на долю которого приходится 2 месяца, или 80% трудовых повинностей. Кроме того, каждое хозяйство в среднем отдавало государству 40 рабочих дней лошади.

Если мы теперь сопоставим трудовые повинности с общим запасом рабочих сил в хозяйстве, то окажется, что в среднем по всем губерниям принудительный труд отнимал 11,3% мужской рабочей силы, 3,2% женской и 9,7% лошадиной. Это значит, что каждый мужчина в крестьянской семье отдавал социалистическому правительству каждый 9-й день своего труда, каждая женшина трудилась по приказу того же правительства каждый 30-й день и каждая лошадь в крестьянском хозяйстве работала для государства один из десяти своих рабочих дней.

Но эти средние цифры еше не говорят всей правды. Размеры трудовых повинностей обнаруживают колебания по от

дельным губерниям. В этом сказывается та особенность организации трудовых повинностей, о которой говорилось выше и которая предоставляла слишком большие права местным органам власти. Тогда как, например, в губерниях Орловской, Владимирской и Тульской принудительный труд отнимал всего 5-6% рабочего времени каждого взрослого мужчины, в Новгородской губернии этот коэффициент социалистического использования рабочей силы поднимался до 11%, а в Уфимской и Северо-Авинекой приближался уже к 20%. Даже в пределах одной и той же губернии обнаруживаются значительные расхождения. В Северо-Ави некой губернии зарегистрированы хозяйства, отдававшие до 100 мужских и столько же женских дней работы. Во Владимирской есть несколько случаев, превышающих 50 дней труда и т. д.

Никакой закономерности в колебаниях этих цифр искать не следует. Некоторое влияние на степень развития трудовых повинностей оказывал, быть может, лесистый характер местности. Чем больше леса, тем больше поводов к лесным работам. Это обстоятельство с точки зрения интересов крестьянского хозяйства должно считаться отрицательным. Именно в северной, лесистой полосе России благосостояние крестьянского хозяйства основано на отхожих и кустарных промыслах, и для этой цели крестьянин в нормальное время пользовался зимним досугом. Затрата хорошо оплачиваемого рабочего времени на безвозмездные повинности наносила, конечно, серьезный ушерб интересам северного крестьянина. В обшем же пестрота размеров трудовых повинностей больше всего объясняется случайными причинами и произволом местных властей.

Но как раз этот произвол и ощущался болезненнее всего.

Крестьянин не мог располагать ни своим временем, ни своей лошадью, ни своей телегой. Всегда, зимой и летом, во время отдыха и на полевых работах26, могло явиться начальство и потребовать его к отбыванию социалистической повинности. Последние разрушали его здоровье, губили лоша-

26 Только в апреле 1921 г., т. е. уже после объявления нового курса был излан декрет, ограничивающий право привлечения крестьянства к трудовой повинности в период полевых работ. (Бюллетень трудового фронта. 1921. № 8.)

лей27 и ломали последний инвентарь, не давая взамен ни материальных компенсаций, ни морального удовлетворения. Троцкий думал, что «аппарат трудовой повинности» на практике приучит крестьянскую массу к особенностям «нового режима» и разовьет в ней социалистические навыки. На деле трудовая повинность будила не мечты о земном рае, а воспоминание о недавнем прошлом, когда крестьянин был прочно опутан узами крепостного права.

Вместе с этими воспоминаниями возрождалась и психика подневольного труда. С одной стороны, стремясь ускользнуть от гужевой повинности, крестьянин сокращал численность своего рабочего скота, недостаток же последнего заставлял ухудшать обработку почвы и сокращать плошадь посева. С другой стороны, чувствуя себя в полной зависимости от произвола местной власти и отдавая социалистическому государству не только продукт своего труда, но и самые силы и здоровье свое, крестьянин переставал сознавать себя свободным хлебопашцем, терял интерес к ведению хозяйства, опускал руки и переходил на положение ленивого и лукавого раба.

Если продовольственные разверстки уменьшали стимулы к производству и сокращали площадь посевов крестьянских хозяйств, то транспортная повинность сокращала наличность живого и мертвого инвентаря, а трудовая — убивала саму душу крестьянского хозяйства, его волю к свободному труду.

7. Итоги влияния «старой» политики

До сих пор мы рассматривали каждый из социалистических налогов порознь и судили о размерах, выраженных в соответствующих натуральных единицах меры, веса или вре-

27 Падеж лошадей на трудовой повинности сделался массовым явлением, потребовался специальный декрет об оказании помоши хозяйствам, лишившимся лошадей на гужевой повинности. (Известия В11ИК. № 127. 1920. 6 июня.)

мени. К этому обязывала нас натуральная форма налогов, взимавшихся именно в пудах, штуках, ведрах и днях. Но эти разноименные величины не дают еше представления об истинных размерах налогового бремени. Необходимо найти обшую единицу измерения для всех натуральных повинностей. Главное же, надо определить, какую долю крестьянского дохода поглошают эти налоги и в каком соотношении они находятся с налоговым бременем старого режима. Только такие расчеты могут с полной определенностью ответить на вопрос о выигрыше или проигрыше крестьянства, и только они могут измерить силу разрушительного влияния советской политики на сельское хозяйство страны.

Попытка разрешить эту задачу может быть сделана при помоши бюджетных данных. В 1920/21 г. Центральным статистическим управлением было произведено описание нескольких сот типичных крестьянских хозяйств в ряде губерний Советской России. Бюджеты, как зеркало, отражают все детали крестьянской жизни. Выполненные по очень подробной программе, они содержат данные о денежно-меновых операциях крестьянского хозяйства, о происходящем внутри его движении натуральных ценностей, о запасе труда и объектах его приложения. В числе расходных статей крестьянского бюджета подробно учтены все уплаченные им натуральные налоги, а также количество затраченных на трудовые повинности рабочих дней. Все доходы от выполнения государственных повинностей, хотя бы и самые ничтожные, занесены в актив хозяйства. Материал бюджетной статистики позволяет ответить и на интересующие нас вопросы. Соответствующие сопоставления сделаны в таблице 28. Отсутствие неизменного мерила ценности для суммирования сделок, распределенных по всему бюджетному году, заставило исчислить интересующие нас величины в золотых рублях по местным ценам нормального времени.

Цифры таблицы достаточно красноречивы. Принудительное отчуждение продуктов в обшей сложности составляет от 33 до 88 руб. на хозяйство в разных губерниях. По расчету 4 7 0 на средний семейный состав хозяйства это составляет от 5,3

Таблица 28

Натуральные налоги и трудовая повинность в 1920 г. в расчете на одно хозяйство

Губернии

Число описанных хозяйств

Размер семьи, чел.

Плошадь посева, десятин

Убытки, зол. руб.    

от

принудит, отчуждения

от труд-повинности

итого

Новгородская

21

6,6

3,6

52,5

73,0

125,5

Сев[еро]-Двинекая

26

6,1

1,9

32,5

126,9

150,4

Владимирская

45

6,7

4,1

33,5

51,4

84,9

Тульская

32

6,5

3,8

88,3

41,5

129,8

Орловская

53

8,5

5,5

77,2

45,0

122,2

Уфимская

25

5,8

4,9

50,8

90,9

141,7

Всего и в среднем

202

6,7

4,0

55,8

77,3

/27,3

до 13,6 золотого рубля подушной подати; десятина посева уплачивает 8-23 рублей золотом. Неравномерность обложения сочетается здесь с высокими абсолютными размерами податного бремени.

Что касается трудовой повинности, то по своим абсолютным размерам стоимость отданного государству труда мало уступает ценности взятых им продуктов. В обшем, можно заметить, что принудительные отчуждения продуктов были наивысшими в производящих хлеб губерниях, а трудовая повинность ложилась более тяжелым бременем на население потребляющей лесной полосы России.

В итоге все крестьянство находилось приблизительно в одинаковых условиях. Продуктами своего хозяйства и личным трудом оно уплачивало в пользу социалистического государства огромную подать в 127,3 руб. на хозяйство. По расчету на душу населения и десятину посева это составляет 19,5 и 31,8 золотого рубля. 4 1 1

Разрушительная сила налогов такого размера очевидна сама собою. Она еше резче бросается в глаза при сопоставлении с тяжестью податного бремени нормального времени. Такие сопоставления неоднократно делались в Советской России и приводили к неодинаковым результатам.

Многое зависит здесь, конечно, от метода исчисления и отбора сопоставляемых величин. Полный список убытков и переплат крестьянина при старом режиме так же велик, как перечень прямых и косвенных потерь его при социалистическом строе. Раньше на крестьянина ложились: прямые, обшие и местные налоги, арендная плата за помешичьи и государственные земли, переплаты в пользу государства за водку, сахар, спички и другие монополизированные или обложенные акцизом продукты потребления, к числу потерь крестьянского хозяйства можно, наконец, отнести вздорожание некоторых товаров вследствие высокого таможенного тарифа. С другой стороны, ушерб, наносимый крестьянскому хозяйству современным строем, также не ограничивается натуральными налогами и трудовой повинностью. К ним присоединяется убыток от понижения покупательной силы хлеба, сокращение кустарных промыслов вследствие монополизации источников сырья и орудий производства, сокращение спроса на личный промысловый труд, отсутствие свободной конкуренции, монопольная цена нелегального рынка и ряд других косвенных последствий неблагоприятной крестьянину экономической политики.

Полный учет всех источников, прямых и косвенных потерь одинаково невозможен как для нормального, так и для революционного времени. На стороне социалистической более или менее точному определению поддаются только описанные выше натуральные налоги и трудовая повинность. Налоги буржуазного государства могут быть учтены с большей полнотой. Однако было бы неправильно противопоставлять прямым налогам социалистического периода сумму прежнего прямого и косвенного обложения.

Доходы буржуазного государства от акцизов и особен-412 но монополий в значительной степени черпаются из прибы

лей посредников и торгового капитала. Мы не можем, например, сказать, что отмена винной монополии повлекла бы за собой понижение иен на водку на всю сумму винного дохода. Возможно, что значительная часть его попала бы в руки народившегося класса посредников и крестьянин не получил бы почти никакой выгоды от уменьшения косвенных налогов. Еше сомнительнее личность последнего плательщика таможенных пошлин. Им может оказаться и иностранный импортер. Вообще же уплата косвенных налогов неразрывно связана с приобретением продуктов потребления.

Нельзя поэтому считать без дальних слов, что революция положила в карман крестьянину всю сумму отмененных косвенных налогов. Чтобы сделать уплачиваемые суммы сравнимыми, надо принять во внимание условия снабжения крестьянина облагавшимися продуктами в революционное время. Но здесь мы наталкиваемся на описанное выше понижение покупательной силы продуктов сельского хозяйства по сравнению с продуктами промышленности. Неблагоприятная для производителя хлеба конъюнктура отнимала у него гораздо больше, чем он получал в виде отмены косвенных налогов.

Если мы сбросим косвенные налоги, с оаной стороны, и учет потерь от ненормально высоких цен и недостатка продуктов, с другой, то, во-первых, избегнем вычисления сомнительных величин и, во-вторых, изменим соотношение налоговых норм скорее в пользу нового порядка, чем наоборот28.

Проблематичным «завоеванием» революции приходится считать и освобождение крестьянина от арендной платы в пользу земельного собственника. Выигрыш был бы лишь в том случае, если бы крестьянство сумело воспользоваться полученной дополнительно землей. В действительности оно сократило посевы даже на собственной земле. Выиграть могли отдельные крестьяне, крестьянство в целом, «как класс», проиграло и здесь.

28 Кому этих соображений недостаточно, пусть вспомнит о потере крестьянским хозяйством 90% промыслового дохода. Это ведь тоже дань крестьянина государственной промышленности, между тем мы не ставим ее в счет советскому строю.

В силу всех изложенных соображений мы полагаем, что сопоставление одних прямых налогов является наиболее бесспорным и реальным методом измерения сравнительной тяжести податного бремени.

Что же даст такое измерение?

В таблице 29 приведены данные о размерах прямых налогов по бюджетным описаниям 1920/21 г.

Губернии не совпадают, но в обшем в обоих случаях различные экономические районы представлены с достаточной полнотой, и мы можем без больших сомнений сопоставлять средние итоги, а также распространять их на всю Россию.

По абсолютным размерам податное бремя по расчету на одно хозяйство 1920/21 г. превышает довоенную норму в среднем в 9 раа По расчету на душу населения тяжесть обложения возросла еше больше. Каждый сельский житель отдавал в 1920/21 г. государству трудом и продуктами ровно в 10 раз больше, чем при старом режиме.

Тяжесть налогов измеряется, однако, не столько их абсолютными размерами, сколько отношением к платежеспособности.

Производительность сельского хозяйства, как мы знаем, резко понизилась за время революции. Увеличенные во много раз налоги падали на сократившуюся к 1921 г. примерно вдвое продукцию и потому должны были ошушаться населением как более тяжелое и все возрастающее бремя.

К сожалению, нет возможности измерить точной цифрой отношение налогов к платежеспособности или доходности крестьянского хозяйства. Если это можно сделать для денежных налогов нормального времени, то из современных натуральных налогов только принудительное отчуждение продуктов может быть исчислено как доля валового или чистого дохода хозяйства. Трудовая повинность непосредственно уносит из хозяйства не продукт, а только часть его рабочей силы, запас же последней относится к капиталам хозяйства и не учитывается в материальном доходе крестьянина. Желая выразить относительную тяжесть прежних и новых налогов в 414 долях дохода, приходится ограничиться сопоставлением пре-

Таблица 29

Прямые налоги ло войны* и в 1920/21 г., в зол. руб.

До войны

В 1920/21 г.

Губернии

Прямые налоги

Губернии

Натуральные налоги

Натуральный налог и трудовая повинность 

На одно хозяйство

На одного члена семьи 

На одно хозяйство

На одного члена семьи

На одно хозяйство

На одного члена семьи

Вологодская

12,2

2,2

Северо-Двинская

32,5

5,3

159,4

26,1

Новгородская

11,9

1,7

Новгородская

52,5

8,3

125,5

19,0

Московская

12,9

1,5

Владимирская

33,5

5,0

84,9

12,7

Смоленская

16,3

2,2

Тульская

88,3

13,6

129,8

20,0

Тамбовская

20,7

2,5

Орловская

77,2

9,1

122,2

14,4

Харьковская

12,5

1,6

Уфимская

50,8

8,6

141,7

24,4

В среднем

14,4

1,9

В среднем

55,8

8,3

127,3

19,4

* Имеется в виду до Первой мировой войны.— Ред.

4\ On

жних налогов с одним продуктовые обложением нового времени. Это заведомо неполный, склоняющий весы в пользу революции расчет. Тем не менее и он дает достаточно определенные результаты.

г    7 Таблица 30

Относительная тяжесть налогов до войны и в 1920-21 гг.

До воины

В 1920/21 г.

Показатели

В среднем

по 5 губерниям

Показатели

В среднем

по 7 губерниям потребляющей полосы

В среднем

по 7 губерниям производящей полосы

1. Валовая продукция на 1

хозяйство, зол. руб.

924,0

1. Валовая продукция на 1 хозяйство, зол. руб.

483,0

384,4

2.   -"-       на 1 душу, зол. руб.

127,5

2.             на 1 душу, зол. руб.

73,2

52,0

3. Прямые налоги на 1 хозяйство, зол. руб.

13,2

3.

Продразверстка на1 хозяйство, зол. руб.

40,6

66,5

4.   -'*-на 1 душу, зол. руб.

1,8

4.   -"на 1 душу, зол. руб.

6,2

9,0

5. Прямые налоги   к валовой продукции, %

1,4

5.

Продразверстка к валовой продукции, %

8,4

17,3

По разным губерниям в нормальное время взималось в среднем 1,4 валового дохода. В 1920/21 г. доля государства дает уже между 8,4 и 17,3%. В среднем тяжесть обложения возросла в 6-12 раз, и это не считая труловой повинности.

Словом, каким способом ни измерять налоговое бремя, крестьянин оказывается в жестоком проигрыше уже при сопоставлении одних сумм и ставок прежних и нынешних налогов.

Для полноты картины необходимо напомнить, что в смысле обременения плательщика формы взимания налога имеют не меньшее значение, чем ее размеры. Это установлено еше 4 7 6 А. Смитом в его знаменитых четырех правилах налоговой по

литики. Система советских налогов кажется построенной на принципиальном отрицании каждого из них. Вместо налогового равенства мы имеем исключительно неравномерное, несправедливое и несогласованное с хозяйственными силами плательщиков обложение. Вместо опрелеленносги налогов — судорожное изъятие на глаз установленных «излишков», совсем по Смиту «поощряющее нахальство и содействующее развращению сборщиков податей». Вместо наибольшего улобсгва уплаты налога — наиболее тяжелая натуральная форма налогов, связанная для плательшика с рядом добавочных обременении в виде полвоза, ссыпки и хранения продуктов. Вместо дешевизны взимания, наконец,— громаднейший аппарат людей, складов, транспорта и упаковочных средств, поглощающих иногда до 50% собранных продуктов.

Мы не говорим уже о средневековых жестокостях, сопровождавших взимание разверсток и налогов, о «милитаризации» продовольственного дела, о лишении свободы распоряжения своей личностью всех «трудообязанных». Эти стороны социалистической налоговой системы не могли быть предусмотрены в гуманный век Смита.

Подведем теперь итог описанным выше плюсам и минусам революции. Конфискация земель нетрудового пользования и дополнительное наделение обманули ожидания крестьянства. Выгодная для сельского хозяйства конъюнктура войны и первого года революции быстро уступила место сокращению покупательной силы крестьянства и понижению ее по сравнению с продуктами промышленности. Освобождение от прямых и косвенных денежных налогов сменилось бестоварьем и неизмеримо более тяжким натуральным обложением. Формы взимания налогов заставляли вспоминать об остатках средневековья и крепостного права. Баланс советской политики явным образом складывался не в пользу крестьянского хозяйства. Революция возлагала на него несравненно более тяжкое бремя, чем снимала.

Как это могло отражаться на судьбе хозяйства? В рамках буржуазного строя всякое индивидуальное хозяйство может реагировать на высокие налоги двояким образом. Во-первых, 417

оно постарается избавиться от них перелагая их на других лиц, переводя свои капиталы в другую отрасль производства или экспортируя их за границу. Во-вторых, если более выгодного помещения для капитала найти нельзя, хозяйство может попытаться расширить и интенсифицировать свое производство, чтобы за уплатой налога очишался достаточно высокий, свободный приток дохода. В замкнутом безобменном социалистическом хозяйстве все эти пути наглухо закрыты. Переложение налогов невозможно, ибо они взимаются в натуральной форме, а рыночный оборот теоретически отсутствует. Миграция и экспорт капиталов невозможны в условиях национализированной промышленности. Расширение продукции с частнохозяйственной точки зрения бесполезно, ибо государство забирает все «излишки» сверх минимальной нормы потребления. Остается один выход — сокращать производство до необлагаемых нижних пределов и таким образом избавиться от безвозмездной работы для государства.

Так именно реагировал крестьянин на экономическую политику Советов. От образа действий последних к описанному выше катастрофическому падению русского сельского хозяйства ведет прямая причинная линия.

418